Великое отступление русской армии. Галицийская битва Отступление русской армии в галиции

Отступление русских

С этими достаточно небольшими силами русский главнокомандующий оказался в весьма непростом положении. Его войска, не имея никаких резервов, оказались в полосе наступления корпусов Великой армии. Советчиков же у русского полководца было в избытке, некоторые, как русские (в том числе и П. И. Багратион), так и австрийские генералы, предлагали даже начать наступление на Мюнхен. А австрийский император сразу же потребовал защитить свою столицу – Вену, к этому же сводились и рекомендации Александра I. Скорое прибытие австрийских подкреплений из Тироля и Италии было маловероятно и ожидалось не скоро. Кутузову, как он мыслил, в тех условиях в первую очередь важно было сохранить армию, а затем необходимо соединиться с шедшими из России войсками Буксгевдена (находились в 14 – 20 переходах в районе Пулав и двигались к Ольмицу). С правого фланга у него находился полноводный Дунай, а с левого – отроги Альпийского хребта. С фронта – надвигался грозный и имевший по крайней мере трехкратное превосходство сил противник, к тому же вдохновленный только что одержанной блистательной победой. Кутузов в этих условиях резонно решил отступать. Отход русских войск в направлении г. Линца после уничтожения мостов на р. Инн начался 13 (25) октября. На военном совете в г. Вельсе с участием австрийского императора русский главнокомандующий предложил «не упорствовать в удержании Вены, отдать ее французам, только действуя неторопливо».

Наполеон же, видя перед собой подошедшие войска нового противника, решил навязать свою стратегию. В первую очередь он ставил цель не допустить соединения русских войск и разбить их по частям. Для этого он поставил цель двинуться на Вену – это была столица и центр Австрийского государства. Он надеялся, что для ее защиты Кутузов вынужден будет с остатками австрийцев втянуться в генеральное сражение или позволит окружить свои войска – в итоге потерпит поражение и повторит участь Макка. Обеспечив тыл и свой фланг против Тироля, Наполеон основные силы французов бросил против Кутузова. Кроме того, был образован 8-й корпус из четырех дивизий под командованием маршала А. Э. К. Ж. Мортье. Он должен был действовать на северном берегу Дуная и угрожать коммуникациям Кутузова. Для содействия Мортье создавалась флотилия на Дунае.

Первое боевое столкновение с французами произошло у Ламбаха, на р. Траун, 19 (31) октября. Это был бой русского арьергарда под командованием генерала П. И. Багратиона, и он имел задачу выручить и вывести из опасного положения четыре отступающих австрийских батальона. После этого русские войска продолжили отступление по долине Дуная к Кремсу, а австрийцы под командованием генерала М. Мерфельдта после боя за мост на р. Энс у г. Штейера начали отход к Вене. Затем 24 октября (7 ноября) последовало довольно жаркое дело под Амштеттеном, где арьергард П. И. Багратиона, подкрепленный полками генерала М. А. Милорадовича, выдержал бой с французской кавалерией И. Мюрата и гренадерами Н. Ш. Удино. У Кутузова была возможность выбрать очень удобную оборонительную позицию у Санкт–Пельтена, для того чтобы защитить Вену (на этом настаивали австрийский и российский императоры). И на это очень рассчитывал Наполеон. Но русский главнокомандующий отказался от этой заманчивой перспективы, перед ним стояли другие задачи, а не приоритет спасения австрийской столицы. Слишком очевидным, прими он такое решение, было бы окружение русских войск в районе южного берега Дуная. К тому же он предполагал (что подтвердилось перехваченной у французов корреспонденцией), что австрийцы уже вступили в тайные переговоры о мире с Наполеоном. Кроме того, именно в Санкт–Пельтене Кутузов узнал о движении корпуса Мортье по северному берегу Дуная к Кремсу, тем самым создавалась угроза не только потери сообщения с войсками Буксгевдена, но и окружения его армии. Русские войска от Санкт–Пельтена резко повернули на север и 26 – 27 октября (9 – 10 ноября) перешли Дунай. Теперь эта река стала мощной преградой, отделявшей русских от французских корпусов. Кутузов, уничтожив мосты через реку, благополучно выскользнул из подготовленной ему мышеловки. В целом русское отступление в очень сложных условиях можно назвать образцовым, и Кутузов показал себя как опытный и очень мудрый полководец, сумевший прекрасно решить трудную стратегическую задачу и спасти свои войска.

Русско–австрийско–французская кампания 1805 г.

Мало того, в результате этого блестящего маневра русской армии в тяжелое положение сразу же попал находившийся на северном берегу Дуная, в районе Кремса, корпус Мортье. Кутузов, прекрасно осведомленный от лазутчиков о силах этого корпуса, сразу же отдал приказ атаковать дивизии Мортье. Командовавший французским авангардом Мюрат, увидев, что армия Кутузова переправилась через Дунай и его отделяла мощная водная преграда, не получив санкции Наполеона, решил совершить бросок на Вену, так его прельщали лавры завоевателя австрийской столицы. Это решение Мюрата во многом облегчало задачу Кутузова. Поэтому русское наступление на северном берегу Дуная оказалось для продвигавшихся там вперед французов неожиданным.

События под Кремсом, или, как часто их называют в историографии, бой под Дюренштейном 30 октября (11 ноября), в отечественной литературе в основном представлены как безусловная русская победа. Но во французской военно–исторической литературе это сражение рассматривается как несомненный героизм сводного корпуса Мортье, сражавшегося с превосходящими русскими силами и достойно вышедшего из опасного положения. Только в одной отечественной монографии, О. В. Соколова, подробно, по источникам, описан сам ход военного столкновения и сделаны выводы, с которыми стоит согласиться.

По диспозиции русской армии на этот день, составленной уроженцем г. Кремса австрийским фельдмаршал–лейтенантом Г. Шмидтом (присланным императором Францем к Кутузову в качестве генерал–квартирмейстера), русские войска должны были с разных направлений атаковать передовую французскую дивизию генерала О. Т. М. Газана (6 тыс. человек), шедшую по узкой дороге вдоль берега Дуная, с левой же стороны возвышались отроги Богемских гор. Главная роль отводилась колонне генерала Д. С. Дохтурова (21 батальон), которая должна была совершить обходной маневр через горы и отрезать путь к отступлению. Причем сам генерал Шмидт «вызвался завести войско в тыл Газановой дивизии». Для обхода через горы у с. Эгельзе фронта дивизии Газана предназначался Бутырский мушкетерский полк генерала Ф. Б. Штрика. Для удара с фронта предполагались войска под командованием генерала М. А. Милорадовича (первоначально всего 5 батальонов!). Имея подавляющее превосходство в силах для наступления с фронта выделялась колонна, которая уступала французам в численности более чем в два раза! Скорее всего Кутузов до появления колонны Дохтурова не хотел демонстрировать превосходство в силах. Остальные войска оставались в резерве или прикрывали северное направление. В результате атаки Милорадовича на изолированную дивизию Газана русские сначала продвинулись вперед, а потом были отброшены противником, несмотря на то, что им на помощь с фланга успели подойти батальоны Бутырского мушкетерского полка, совершившие обходное движение, а также брошены части резерва.

Колонна Дохтурова в 2 часа утра вышла для обходного движения, но расчеты, что в 7 часов утра она достигнет поставленной цели, не оправдались. Дохтурову предстояло пройти в общей сложности до 10 верст, чтобы выйти французам в тыл. Но движение по узкой горной дороге оказалось очень трудным, марш затянулся, причем пришлось оставить артиллерию и отказаться от прохода кавалерийских частей, как и части пехоты. Лишь к 4 часам дня девять батальонов Дохтурова вышли в долину Дуная и оказались в тылу дивизии Газана, из них только семь батальонов двинулись в направлении Дюренштейна, а два батальона Вятского мушкетерского полка были развернуты в сторону подходившей дивизии генерала П. Дюпона. Как ни парадоксально, но в наступающей темноте Мортье удалось организовать построение полков дивизии Газана в колонну и прорваться в центре войск Дохтурова. Оставшиеся два батальона оказались атакованными дивизией Дюпона (французы даже захватили 50 пленных и два русских знамени), и в ночной темноте французы соединились. Уже позднее на подошедших лодках флотилии обе дивизии были перевезены на другой берег Дуная. Французы потеряли убитыми, ранеными и пленными от 3,5 до 5 тыс. человек, пять пушек и даже три орла (знамени), а в плен попало 2 генерала. Но и среди русских войск урон в тот день оказался не меньше (2,5 тыс. человек), а среди погибших был и автор сложного обходного маневра австрийский генерал Шмидт, доверенное лицо австрийского императора.

Особое мнение, диссонирующее с доминирующими оценками в историографии по поводу Кремского сражения, выразил Е. В. Мезенцев в своей недавно вышедшей монографии. Он привел почти фантастические цифры французских потерь – в совокупности 12 тыс. человек: «почти 4 тыс. убито и утонуло, более 5 тыс. попало в плен (из них 4 тыс. ранено) плюс еще 3 тыс. раненых, которых французы смогли доставить в свои госпитали». По его мнению, «французские авторы совершенно исказили ход битвы», подсунули «фальшивую версию» о встречном прорыве дивизий Дюпона и Газана, а ее «к сожалению, некритично восприняли и многие российские историки, причем даже такие видные, как Г. А. Леер, А. И. Михайловский–Данилевский и др.». Укажем, что, по мнению очень уважаемых историков, численность всего корпуса Мортье едва превышала 10 тыс. человек (а одна дивизия практически не принимала участия), поэтому цифры, приведенные Мезенцевым, любому непредвзятому исследователю покажутся фантастическими. Кроме того, им дана крайне любопытная, но наивная трактовка последствий Кремского сражения: «Ульмская победа Наполеона была теперь как бы перечеркнута, и это вызвало некоторый упадок духа и разочарование у французских солдат», а в международном плане колебавшаяся Пруссия «решилась выступить против Наполеона на стороне России и Австрии».

Император Александр I. Гравюра XIX в.

Нужно полагать, что Пруссия руководствовалась все–таки несколько иными соображениями, да и падение Вены через два дня как раз затмило русскую победу. Разномасштабные события Ульма и Кремса (даже по последствиям) вообще трудно сравнивать, а у историков нет каких–то оснований говорить и о «некотором упадке духа и разочаровании французских солдат» в тот период. «Фальшивую версию» сражения французские авторы не подсовывали, а она базируется на имеющихся французских источниках. К сожалению, Е. В. Мезенцев не провел даже сопоставительного анализа русских и французских документов, поэтому его версия событий вряд ли будет принята серьезными историками на веру, так же, как его цифры французских потерь. Несмотря на то что в наполеоновской армии военная статистика была поставлена несравненно лучше, чем в русской (мы берем в расчет не наполеоновские бюллетени, а войсковую документацию), подсчет велся автором на основе мнений русских военачальников и мемуаристов (а также таких авторов, как О. Михайлов и Л. Н. Пунин), которые вряд ли досконально представляли ситуацию во французской армии. Поэтому говорить о достоверности и объективности цифр Мезенцева не приходится.

Необходимо согласиться, что с тактической точки зрения русской стороной бой был организован крайне неудачно, а ход сражения свидетельствовал, что французские генералы очень умело использовали особенности местности, создавали численный перевес (в целом имея намного меньше войск) на главных участках боя, проявляли большую инициативу. Несмотря на свойственную русским солдатам отвагу, результаты боя нельзя признать вполне удовлетворительными. Русское командование в минимальной степени смогло использовать открывавшийся шанс для полного разгрома отдельного французского корпуса, что и дало возможность противнику уйти от полного поражения. Бесспорно, русские генералы и сам Кутузов в рапортах представляли Кремскую баталию как победу, и это действительно можно назвать успехом. Австрийский император, войска которого терпели одно поражение за другим, на радостях тут же наградил Кутузова орденом Марии–Терезии 1-го класса (до этого из русских данный орден имели только А. В. Суворов и великий князь Константин). Русская армия полностью освобождала себя от возможного давления противника на линии северного берега Дуная и могла позволить себе некоторый отдых после многотрудного похода. Но достигнутые половинчатые результаты могли быть и более внушительными и добытыми не столь большими потерями.

Наполеон же в очередной раз доказал себя мастером быстрых импровизаций на театре военных действий. Чтобы не дать возможности армии Кутузова для столь необходимого отдыха и остро чувствуя фактор времени, работавший в тот момент явно не в его пользу, в мозгу французского полководца мгновенно созрел новый альтернативный план. Сделав суровый упрек Мюрату, что тот бросил на произвол судьбы корпус Мортье и устремился к Вене, он тут же приказал ему во чтобы то ни стало захватить австрийскую столицу, избежав разрушения мостов. Мюрату удалось это сделать с лихвой. 1 (13) ноября, находясь под стенами Вены, шурин Наполеона хитростью и без единого выстрела овладел австрийской столицей, а главное, в целости заминированными Таборским и Шпицким мостами через Дунай. А все благодаря уловке и неразберихе о якобы начавшихся мирных переговорах, которые на самом деле велись тайно. В результате в руки французов попало значительное количество боеприпасов, оружия и продовольствия, приготовленное для австрийской армии.

За полтора месяца Великая армия, форсировав Рейн и Дунай, вклинилась между австрийцами в Баварии и русскими, пришедшими к р. Инн, одних окружила, других оттеснила ниже по Дунаю, заняла Тироль, затем Венецию, вытеснила войска двух австрийских эрцгерцогов из Италии, заставив их уйти в Венгрию. Двадцать дней французам понадобилось на поход с берегов Атлантического океана до Рейна, примерно сорок дней – от Рейна до Вены. Причем Наполеон вынужден был в значительной степени рассредоточить свои корпуса, иногда на довольно значительные расстояния, что было достаточно опасно из–за возможности контрударов противника. Но большой импульс этим корпусам давала действовавшая в центре могучая группировка под личным командованием французского полководца. Именно эта группировка корпусов проводила основные операции или угрожала главным скоплениям противника. Происходившие события на флангах, даже в случае неудачи, можно было поправить и скорректировать, и таким образом рассредоточение корпусов на большом пространстве превращалось в умелое распределение сил для решения поставленных задач, под небывало умелым и четким командованием. Кроме того, такое рассредоточение корпусов создавало возможность дополнительной страховки – в случае необходимости один корпус мог в любой момент прийти на помощь другому.

Бескровное занятие столицы Габсбургов открывало перед Наполеоном широкие перспективы. Главное состояло даже не в Вене, правда, знамена победоносного противника за предшествующие два столетия не водружались на ее стенах (великая красавица–столица последний раз устояла при осаде турок в 1683 г.), хотя взятие австрийской столицы также имело свою цену (части Великой армии триумфальным маршем прошли по улицам города), а в том, что французы перешли Дунай и получили возможность беспрепятственно нанести удар во фланг и тыл немногочисленной русской армии. Находясь в Вене, Наполеон мог в любую минуту устремиться туда, где угадывалось присутствие противника, он становился хозяином положения на всех направлениях, великолепнейшим образом удовлетворяя условиям искусства войны, которые сам однажды сформулировал: «Искусство разделяться, чтобы жить, и сосредоточиваться, чтобы сражаться». И через Вену уже 2 (14) ноября во фланг русской армии устремились французские корпуса маршалов Мюрата, Сульта и Ланна.

В очередной раз деморализованный союзник России оказался не на высоте положения, а, если говорить прямо, ее подвел. Вновь австрийцы поставили русскую армию в тяжелейшее положение. Вместо обороны переправ через Дунай под Кремсом, Кутузов теперь должен был думать, как избежать окружения и полного поражения. Очень быстро узнав о взятии важнейших стратегических мостов и о сдаче Вены, русский главнокомандующий тотчас направил свои войска по дороге на Цнайм, оставив, по обычаю того времени, всех тяжелораненых на великодушие французов. Он решил не отступать прямо в Богемию, а идти на соединение с подходившим из России корпусом Буксгевдена. В качестве же бокового заслона на пересечении путей из Цнайма и из Вены по проселочным дорогам был направлен отряд Багратиона (силой в 6 тыс. человек) в качестве флангового арьергарда с задачей любой ценой задержать здесь противника и дать возможность главным силам уйти из–под возможного удара. 3 (15) ноября арьергард Багратиона после ночного перехода вышел к Голлабруну и позади него занял оборонительную позицию за деревней Шенграбен. В 10 верстах от этой деревни находилась дорога на Цнайм, по которой двигались основные силы русской армии.

Багратиону было важно выиграть время, даже пожертвовав своим отрядом. Тем более что австрийские части генерала И. Ностица (один гусарский полк и два батальона пехоты), приданные отряду Багратиона и находившиеся впереди в боевом охранении, после встречи с наполеоновскими частями снялись с позиций и беспрепятственно ушли на север, поверив французам, что между их государствами уже заключен мир. После небольшого боестолкновения появились парламентеры, причем каждая из сторон их присылку приписывала своему противнику. Но в результате переговоров было заключено перемирие между русским генерал–адъютантом Ф. Ф. Винцингероде и командующим французским авангардом И. Мюратом.

Отечественные авторы упоминают об этом как о простом перемирии во время войны, а иностранные историки в лучшем случае как о предварительном договоре о начале вывода русских войск с территории Австрии. Лишь один О. В. Соколов утверждает, что Винцингероде предложил капитуляцию русских войск, именно поэтому у Мюрата «от торжества тщеславия атрофировался разум», а на простое перемирие он бы не согласился, и в этом необычайном документе состоит «тайна» Шенграбена. Вывод сделан на основании заголовка данного документа по копии на французском языке, хранящейся в архиве исторической службы французской армии. Возможно, в тогдашнем французском языке термин «капитуляция» трактовался достаточно вольно и имел более широкий смысл, но в русском языке это слово трактовалось не так расширительно и однозначно переводилось как прекращение вооруженного сопротивления, сдача крепостных сооружений и оружия противнику или пленение (если не обговаривалось дополнительными пунктами). Не могу точно утверждать, почему у Мюрата «атрофировался разум», но любого русского военачальника, будь он даже генерал–адъютантом, то есть представителем армии, еще не проигравшей на тот момент ни одного сражения и не потерпевшей ни одной крупной неудачи, предложи он такое противнику, французы сочли бы за ненормального человека. Думаю, максимум, о чем мог вести переговоры Винцингероде – это о прекращении боевых действий и свободном уходе русских войск за границу. В противном случае ему бы не поверил легкомысленный Мюрат, даже при наличии у него всем известного тщеславия. Скорее всего, шурин Наполеона сам попался на уловку, подобную той, которую он сотворил с австрийцами при взятии Вены. Но, по мнению Соколова, коварные русские обманули Мюрата, заявив о капитуляции, причем на полном серьезе им сравнивается «болтовня, которой французы ввели в заблуждение австрийских генералов», с официально подписанной капитуляцией. Поэтому, мол, русские ее поскорее постарались забыть.

Наполеон среди солдат при Аустерлице. Гравюра XIX в.

Во–первых, наверно, не стоит представлять многоопытного человека и маршала Франции этаким «недоумком», если бы он являлся таковым, то вряд ли стал королем и маршалом. Потом куда смотрел Наполеон, назначая своим заместителем такого «простачка», а император всех французов все–таки хорошо разбирался в людях и в их деловых способностях. Во–вторых, самое главное, не русские расторгли перемирие, а французы, и тогда даже с юридической точки зрения их вины здесь нет никакой, и поведение русского командования в этом случае даже нельзя сравнивать с откровенным обманом французскими маршалами австрийцев у стен Вены. Мюрата никто не зомбировал, он в здравом уме принимал решение о перемирии. Если это был промах, то допустили его сами французы, а русские тут ни при чем – на войне легче всего списывать ошибки на коварство и хитрость противника (просто не надо их допускать). Другое дело, Наполеон посчитал, что русские провели его шурина, как тот австрийцев незадолго до этого. Как пишут все авторы, он оказался взбешен поступком своего подчиненного и тут же отправил категорическое приказание о немедленной атаке русских. Но факт остается фактом – при подавляющем преимуществе французский авангард (примерно до 30 тыс. человек) с 3 по 4 (15 по 16) ноября неподвижно простоял против отряда Багратиона (6 тыс. человек) и не тревожил русские порядки. За это время армия Кутузова 4 (16) ноября прошла Цнайм, а утром 5 (17) ноября достигла Погорлица, после чего главнокомандующий уже мог вздохнуть спокойно. Дорога к соединению с войсками Бугсгевдена оказалась свободной, кризис был преодолен, а французские корпуса потеряли время и возможность отрезать путь отступления или нанести фланговый удар на марше русских полков.

Мюрат, получивший после полудня суровый выговор и приказ Наполеона немедленно атаковать, уведомил русских о разрыве перемирия и постарался срочно исправить положение. В 4 часа дня (по нынешнему времени в 5 часов) французы пошли в атаку, а русская батарея подожгла деревню Шенграбен. После чего французские части попытались обойти русскую позицию с флангов, и Багратион начал медленное отступление к Цнайму. Французы упорно преследовали русский арьергард 6 верст, но невольным союзником Багратиона стала быстро наступающая темнота, хотя русским полкам часто приходилось штыками прокладывать себе дорогу. Бой продолжался до 11 часов вечера, после чего русский арьергард оторвался от преследователей. Отряд Багратиона понес большие потери – свыше 2,5 тыс. убитыми, ранеными и попавшими в плен, потерял при отступлении 8 орудий, но с честью выполнил возложенную на него задачу. Армия Кутузова уже 7 (19) ноября у Вишау соединилась с подошедшими колоннами Буксгевдена. Отступление русских войск от Бранау в условиях численно превосходящего, опытного и сверхинициативного противника было проведено Кутузовым мастерски и, без всякого сомнения, делает ему честь как талантливому полководцу.

Ситуация, сложившаяся на момент соединения русских сил, казалась в целом благоприятной для сил коалиции. Наполеон в начале кампании 1805 г. проявил себя бесспорно как мастер маневра, но не смог захлопнуть мышеловку и поймать в свои сети Кутузова. В то же время французские войска, оторванные от своих тылов, проделав за короткий отрезок времени (восемь недель) такой большой путь, чрезмерно устали и нуждались в отдыхе. Кроме того, Наполеона, безусловно, заботила слишком длинная коммуникационная линия, в силу чего он вынужден был выделить значительное количество войск для ее охраны и страховки флангов. Непосредственно против войск Кутузова, у которого под знаменами оказалось свыше 80 тыс. человек (из них 15 тыс. австрийцев), у Наполеона находилось в строю всего лишь 55 тыс. человек. Несколько изменилось и положение в Северной Германии, где французы занимали в Ганновере города Гаммельн и Минден. На помощь шведским войскам и русскому корпусу генерала графа П. А. Толстого Великобритания после победы под Трафальгаром готовилась отправить десант в устье Эльбы под командованием генерала У. Каткарта (24 тыс. человек). Численность сил коалиции в этом регионе достигла бы свыше 50 тыс. человек, и они реально бы могли угрожать не только Ганноверу, но и Голландии. Учитывая 200–тысячную армию Пруссии, которая в зависимости от ситуации могла двинуть часть сил в Германию, а другую направить на помощь союзникам в Австрии, перспектива для Наполеона вырисовывалась не слишком хорошая. Не могло не вызывать тревоги у французского императора и положение дел в Италии. В Неаполь, после того как французские войска генерала Л. Гувьон Сен–Сира ушли на север воевать против австрийцев, прибыла эскадра союзников и был высажен англо–русский десант (около 20 тыс. человек). В Северной Италии, перед войной определенной австрийским командованием как главный для них театр военных действий, первоначально были сосредоточены главные австрийские силы под командованием эрцгерцога Карла, видимо, для завоевания Италии. В начале войны австрийцы действовали достаточно пассивно и фактически уступили инициативу французскому главнокомандующему маршалу А. Массена. После сражения при Кальдьеро 29 октября, где французов все–таки удалось остановить, эрцгерцог Карл, узнав об Ульмской катастрофе, принял решение идти спасать «наследственные провинции». Оставив сильный гарнизон в Венеции и надеясь тем самым сковать Массену, он начал отступление из Италии, и вскоре ему посчастливилось оторваться от французов. Мало того, ему удалось соединиться с отступившей по его приказу Тирольской армией под командованием эрцгерцога Иоанна, и его силы составили уже 80 тыс. человек. Это создавало реальную опасность всему правому флангу Великой армии и угрожало захватом Вены. До австрийской столицы войскам Карла оставалось пройти 200 верст.

Несмотря на победы Великой армии и захват огромной территории, силы коалиции еще не были окончательно подорваны, и их положение в этот момент нельзя было назвать критическим, скорее наоборот, учитывая общий численный перевес, особенно главных сил в Богемии. При целенаправленной деятельности союзников на всех участках борьбы к достижению единой поставленной цели их усилия могли принести успех. Но этого не случилось. Среди членов коалиции не наблюдалось единства (имелось слишком много подводных камней), да и Наполеон оказался не таким бездеятельным человеком, кто просто так отдал бы свои заслуженные лавры. Он в очередной раз доказал, что имеет право считаться талантливым полководцем.

Вы помните: текла за ратью рать...

А.С. Пушкин

От Немана до Смоленска.

И так, тремя группами корпусов "Великая армия" устремилась от Немана на восток. Основную группу - дорогой на Вильно против армии М.Б.Барклая де Толли - вел сам Наполеон. «Все рушат, все свергают в прах...» - Так писал о тех днях А.С. Пушкин.

Русские армии не сразу пришли в ответное движение.27 июня Александр I приказал Багратиону отступать на Минск. Буквально через час после того, как вышел из Вильно русский арьергард, вошел в город авангард французов. 28 июня Наполеон мог уже подвести итоги Виленской операции. За 3 дня он продвинулся на 100 км. Наполеон 29 июня послал вперед кавалерийские корпуса под командованием Мюрата, пехотные корпуса и две дивизии из корпуса Даву. Эти войска должны были настигнуть армию Барклая и сковать ее действия своей активностью, пока не подоспеют главные силы Наполеона. В тоже время Даву с тремя пехотными дивизиями и кавалерийским корпусом Э.Груши получил приказ идти на Минск, преграждая Багратиону с севера путь к соединению с Барклаем, а Жером Бонапарт с корпусами Ю.Понятовского, Ж.-Л. Ренье и Д. Вандам должен был ударить на Багратиона с юга и взять таким образом его армию клещи.

1-я русская армия 11 июля сосредоточилась в Дрисском лагере. В руководстве ею обозначились неурядицы. Царь повел себя двойственно:

«выставлял как главнокомандующего» Барклая, доверив «делать все распоряжения от своего имени», но в случаях, «не терпящих отлагательства», распоряжался сам. 14 июля 1-я армия оставила Дриссу и очень своевременно. Наполеон приготовился было зайти к ней под левый фланг со стороны Полоцка и заставить ее сражаться с перевернутым фронтом, но не успел осуществить этот маневр.

В Дриссе при участии Барклая был фактически решен и наболевший вопрос о том, как выпроводить из армии (разумеется деликатно и верноподданные Александра I. Ему было написано письмо, смысл которого сводился к тому, что царь будет более полезен отечеству как правитель в столице, нежели как военачальник в походе. Из Полоцка царь отправился в Москву, а Барклай повел 1-армию к Витебску на соединение с Багратионом. Тем временем Багратион оказался в критическом положении. 7 июля он получил приказ царя: идти через Минск к Витебску.

Но уже 8 июля маршал Даву взял Минск и отрезал Багратиону путь на север. С юга наперерез Багратиону шел Жером Бонапарт, который должен был замкнуть кольцо окружения вокруг 2-й армии у г. Несвижа Вестфальский король Жером Бонапарт был "наиболее бездарный из всех бездарных братьев Наполеона". В результате Жером, хотя он имел преимущество перед Багратионом на пути к Несвижу в два перехода, опоздал сомкнуть вокруг русской армии французские клещи. Багратион ушел. Наполеон был в ярости. С досады он подчинил короля Жерома маршалу Даву, который был "только герцогом. Жером обидившись на это, остановил свои войска и 16 июля уехал к себе Вестфалию. Положение 2-й армии все еще оставалось опасным. Она шла через Несвижу и Бобруйск к Могилеву. С тыла ее настойчиво преследовал 4-й кавалерийский корпус Латур-Мобура. Главная же опасность для 2-й армии исходила от Даву, с левого фланга.

Багратион, узнав от своих казаков-разведчиков, что в Могилеве находится не весь корпус Даву, а Только какая-то часть его, решил идти на прорыв. Утром 23 июля начал атаку 7-й корпус Н.Н. Раевского. Даву занял позицию в 11 км. южнее Могилева, у д.Салтыковка. Он имел пока 20 тыс. штыков и сабель и 60 орудий против 16,5 тыс. бойцов и 108 орудий у Раевского. Но его разведка донесла ему, что на Могилев идет вся армия Багратиона, численностью 50 тыс. человек, и Даву уже подтягивал к себе все свои силы (41.Т.2. с.107). Такого ожесточенного боя, как под Салтыковкой, с начала войны не было. Русские солдаты рвались вперед без страха и сомнения. Офицеры не ступали им в героизме.

Даву отбил все атаки Раевского и продолжал подтягивать к себе войска своего корпуса. 24 июля основные силы 2-й армии и обоз перешли Днепр и двинулись к Смоленску. 25 иююля следом за ним ушел корпус Раневского. Отныне можно было считать, что 2-ая армия спасена.

После отъезда царя Барклай де Толли "остался единоличным распорядителем судеб 1-й армии. Несмотря на все трудности, он удовлетворительно обеспечивал ее продовольственное снабжение. Барклай старался держать в армии железную дисциплину. Не все удалось Барклаю де Толли.

Не смог он, в частности поставить в ровень с продовольственным снабжением медицинское обеспечение войск, хотя ему помогал самый авторитетный тогда в России военный врач Я. В. Виллие. Как бы то ни было, все заботы Барклая были подчинены одной главной задаче - обеспечить отступление армии в наибольшем порядке и с наименьшими потерями. Тем не менее с каждым днем вынужденного отступления росло недовольство против Барклая де Толли в собственной его армии, а также в армии Багратиона и по всей стране. Первоисточником его был неблагоприятный для России, уязвляющий национальную гордость ход войны. В такой обстановке Барклая де Толли отводил 1-ю армию от Полоцка к Витебску. Он понимал, что, если будет отступать к Москве, Наполеон пойдет за ним, а не в Петербург. Но на всякий случай Барклай 17 июля выделил из своей армии целый корпус (1-й, под командованием генерал-лейтенант П.Х. Витгенштейна) для защиты Петербургского направления. 23 июля 1-ая армия преодолев за трое суток 118 км подошла к Витебску. Чтобы задержать французов, пока не подойдет 2-я армия, Барклай де Толли в ночь с 24 на 25 июля выдвинул к Бешенковичам 4-й пехотный корпус А.И. Остермана-Толстого, который принял бой с 1-м кавалерийским корпусом генерала Э.-М. Нансути (в 20 км. от Витебска). Бой у Островно был еще более кровопролитным, чем Салтыковкой. Несколько часов кавалерийские части Нансути безуспешно атаковали пехотные каре Остермана. В середине дня 25 июля к месту боя прибыл Мюрат, который лично возглавил атаки корпуса Нансути. Получил он и подкрепление - дивизию А. Дельзона из корпуса Богарне, что дало ему почти двойственный перевес в силах. Мюрат расстреливал русские каре из пушек, а затем попеременно бросал против них в атаку кавалерию и пехоту. Когда Остерману доложили, что корпус несет громадные потери и осведомились, что прикажут делать. Остерман ответил: «Ничего не делать, стоять и умирать!» К утру 26 июля пришло и к Остерману подкрепление от Барклая - 3-я образцовая

дивизия Коновницына. Она сражалась весь день 26-го так же героически, как накануне - корпус Остермана. Русские потеряли по Островно только "нижних чинов" 376448, но задержали французов на двое суток. Утром 27 июля Барклай узнал, что Багратиону не удалось пробиться через Могилев и что он узнал о движении войск Даву к Смоленску. Теперь обстановка резко изменилась. Барклай уже не мог рассчитывать под Витебском на Багратиона. Наполеон, едва подступив

к Витебску, сразу понял, что Барклай решился на генеральное сражение.

Но Барклай ночью тихо тремя колоннами увел свою армию к Смоленску. Наполеон был просто разочарован. Впервые с начала войны он усомнился в том, что сможет выиграть ее, не заходя в глубь России.

Здесь в Витебске, Наполеон подвел итоги первого месяца войны и задумался: не порали ему остановиться? За этот месяц он столкнулся с такими трудностями, каких не встречал нигде, а иные не мог и предвидеть, как ни готовился он к нашествию. С первого дня войны "Великая армия", преследуя русских, была вынуждена делать непривычно большие переходы. Тяготы бесконечных переходов усугубляла сквернее русских дорог, хуже которых французы еще не видели. Самая страшная беда для французов заключалась в том, что они каждодневно ощущали вокруг себя враждебную среду. Правда, повсеместное народное сопротивление они стали встречать главным образом после Смоленска, когда вступили в исконно русские земли. Но уже и до Витебска им приходилось страдать из-за того, что русские войска уничтожали за собой, если не успевали вывести, местные запасы продовольствия. Население же - русские, украинские, белорусские, литовские крестьяне и горожане - сопротивлялись захватчикам.

С приближением французов массы людей оставляли родные места, уводя за собой все живое. Богатейшие склады, которые Наполеон приготовил к началу войны, не успевали за "Великой армией" в ее небывало больших переходах по невиданно плохим дорогам. Все, о чем здесь сказано, приводило к росту болезней, которые косили ряды "Великой армии" сильнее, чем все виды неприятельского сражения. А.Н. Попов подсчитал, что от Немана до Витебска Наполеон потерял более 150 тыс. человек. Боеспособность французской армии с каждым новым переходом в глубь "страны которой нет конца" снижалась. Страдая от голода и жажды, досадуя на непокорность местного населения, солдаты "Великой армии" (главным образом не французских частей) чинили грабежи и насилие, мародерствовали.

План войны Барклая де Толли постепенно приносил результаты. Но

наполеоновская армия по-прежнему была грозной силой. Она приближалась к Смоленску, городу, который называли "ключом к России".

СМОЛЕНСКОЕ СРАЖЕНИЕ.

22 июля 1-я и 2-я русские армии соединились. Солдаты русской армии с восторгом приветствовали Барклая и Багратиона. Все были убеждены, что война теперь должна пойти по-другому, что отступление закончится. Под давлением таких настроений даже осторожный Барклай вопреки собственным убеждениям допускал возможность более решительных действий. Русские солдаты считали своим долгом защитить Смоленск. Наполеон знал это и поэтому тоже ожидал сражения под Смоленском.

Скоро Барклай понял, что устроить сражение сейчас невозможно. У Наполеона под Смоленском было сосредоточено 250 тыс. человек, тогда как в обеих русских армиях насчитывалось только 120 тыс. солдат. Наполеон решил стремительным маневром приблизиться к Смоленску занять его и таким образом отрезать русским войскам путь отступления к Москве.

И действительно, французам удалось на некоторое время опередить полки Багратиона и Барклая. Дорогу на Смоленск прикрывала 27-я пехотная дивизия Дмитрия Петровича Неверовского (1771 - 1813), состоявшая в основном из новобранцев. Казалось, что эта преграда будет легко преодолена "Великой армии", тем более, что в ее авангарде шла знаменитая кавалерия маршала Мюрата, которая справлялась и с более серьезным противником. Мюрат сумел выбить 27-ю дивизию Неверовского с занятой ею позиции. Но русские воины не спасались бегством. Они в полном порядке отошли к Смоленской дороге и расположились в лесу. Деревья чрезвычайно затрудняли действия неприятельской кавалерии. Необстрелянные новобранцы,вчерашние крестьяне, во главе с генералом Неверовским, умело руководившим обороной, отражали одну за другой яростные атаки трех корпусов Мюрата.

Но и теперь Смоленск находился в опасности. Его защищали около 15 тыс. солдат Раевского. И все ближе были основные силы армии Наполеона.

Опытный военачальник, Раевский понимал, что Смоленск, если превратить

его в город крепость, можно долго защищать и небольшими силами. Город был укреплен мощной каменной стеной, пред которой жители выкопали рвы. На штурм Смоленска был брошен корпус самого удачливого французского маршала Нея. Одновременно французская артиллерия начала шквальный обстрел городских

укреплений. Однако Раевский держался весь день. Ночью к Смоленску подошли главные силы русской армии. Передовые позиции в городе занял корпус генерала Дмитрия Сергеевича Дохтурова (1756 - 1816 гг.) Блестяще действовала артиллерия под командованием 28-летнего генерала Александра Ивановича Кутаисова (1784 - 1812гг). Артиллеристы стояли до последнего. Русская артиллерия наносила противнику чувствительный урон.

На следующий день Смоленск был окружен сильнейшими неприятельскими

корпусами маршалов Даву, Нея и Мюрата. Французы начали генеральный штурм. Город пылал, его покидали жители. Несмотря на то, что и этот штурм был отбит, Барклай де Толли после некоторых колебаний приказал русской армии начать отступление к Москве. Он рассуждал так: во-первых, французы имеют значительное численное преимущество, а русская армия в достаточной степени не готова к решительному сражению, во-вторых, Наполеон может обойти Смоленск с востока и блокировать русские войска. Тогда они окажутся в горящем городе, словно в ловушке, и будут уничтожены. Историки до сих пор спорят, был ли Барклай прав, приказав отступить. Но я считаю, это было оправдано.

Войска отступали в полном порядке. Прикрывавший их отход генерал Коновницын приказал солдатам сжечь мост через Днепр, чем затруднил продвижение противника.

Наполеон вошел в горящий Смоленск. В этом сражении он потерял около 20 тыс. солдат (русская армия почти в два раза меньше) и не добился решительной победы. Русские войска не были разбиты. Они продолжали отступать к Москве, пополняясь свежими силами. "Великая армия" таяла на глазах. Многие приближенные советовали Наполеону прекратить дальнейшее наступление на восток, отойти в Белоруссию и встать там, на зимние квартиры. Но Наполеону во что бы то ни стало нужна была победа в «генеральном сражении» и разгром русской армии. Поэтому он приказал войскам двигаться дальше, к Москве.

Положение русской армии было тяжелым. Она отступала от западных границ России. Москвы осталось чуть более 200 верст. Все громче становился ропот: до каких пор будет продолжаться отступление? Солдаты рвались в бой. Многие в происходящем несправедливо обвиняли Барклая, который не имея ни связей при дворе, ни достаточной популярности в войсках. Вновь усилились разногласия осторожного Барклая де Толли и решительного Багратиона, настаивавшего на немедленном переходе к боевым действиям.

И тогда только Александр I, следивший за развертыванием событий из Петербурга понял, что ситуация требует назначения другого главнокомандующего.

Он должен обладать необходимым опытом руководства крупными военными операциями и пользоваться в народе и в армии большим авторитетом. Таким полководцем мог быть только Михаил Илларионович Кутузов. 17 августа 67-летний генерал Кутузов прибыл в расположение русских войск. Солдаты восторженно приветствовали нового главнокомандующего, прославленного во многих сражениях и походах.

Великое отступление русской армии 1915 года

В конце осени 1914-го германский главнокомандующий на Востоке Пауль Гинденбург и его начальник штаба Эрих Людендорф (бессменный тандем, в котором никак нельзя преуменьшать роль начальника штаба) решили повторить свой успех в Восточной Пруссии и начали операцию по окружению 2-й (новосформированной) и 5-й русских армий в районе Лодзи.

Русские армии сумели отбиться и отступили, оставив Лодзь немцам. Тогда от полного поражения русских спасла не только доблесть солдат, но во многом упорное нежелание Эриха Фалькенгайна, начальника полевого генерального штаба, перебрасывать войска с Запада на Восток. Фалькенгайн считал тогда приоритетным именно Западный театр военных действий.

Тем не менее, к концу первого года войны Германия оказалась в патовой ситуации: «план Шлиффена», а вместе с ним и расчёт на «молниеносную войну» на Западе провалился, а русские выстояли после тяжелого поражения в Восточной Пруссии и последующих сражений под Варшавой, Ивангородом и Лодзью. Более того, успешное русское наступление в Галиции создало предпосылки для последующего разгрома и вывода из войны Австро-Венгрии. В долговременной перспективе положение Второго рейха выглядело угрожающим. В условиях морской блокады со стороны Британии уже начал ощущаться продовольственный кризис: ведь до войны Германия являлась одним из крупнейших европейских импортеров сельскохозяйственной продукции. Германия была вынуждена перейти на карточную систему распределения продовольствия. Неблагоприятной была ситуация и на международной арене: вступление в войну нейтральной Италии против Австро-Венгрии было лишь вопросом времени.

В этой ситуации Гинденбург и Людендорф предложили Фалькенгайну в кампании 1915 года осуществить блицкриг на Восточном фронте и вывести Россию из войны.

Гинденбург намеревался окружить целый фронт — от четырех до шести армий, расположенных в Польском выступе («мешке») между Восточной Пруссией и Карпатами. План был не новый: совместное австро-германское командование так или иначе намеревалось следовать ему ещё в 1914 году. Однако в связи с затишьем на Западном фронте и целенаправленным решением сосредоточиться против России у немцев впервые появились силы, которые они могли использовать не только для обороны, но и для наступления.

В то же время русское командование запланировало на кампанию 1915 года свои два наступления, но по расходящимся направлениям: в Восточную Пруссию и на Карпаты…

Одновременное наступление противников превратилось на первом этапе в серию кровопролитных встречных сражений. Кампания началась с грандиозной встречной битвы в Карпатах в январе-апреле. Ни одна из сторон не достигла поставленных целей, однако австро-венгерские войска были настолько измотаны боями, что германцы были вынуждены латать их фронт своими соединениями. Русские сумели продвинуться до 20 км на некоторых участках, но потеряли около миллиона убитыми, ранеными и пленными, а немцы и австро-венгры — до 800 000 человек.

На Северо-Западном русском фронте немецкому тандему едва не удалось повторить свой успех под Танненбергом после провалившейся русской операции под Лансдененом. На этот раз целью новых «Канн» должна была стать 10-я армия. В результате Августовской операции в феврале немцы при почти полуторном превосходстве в пехоте и полном — в артиллерии, особенно тяжелой, сумели достичь лишь частичного успеха. В Августовских лесах попал в окружение 20-й корпус 10-й армии, но ценой своей гибели предотвратил прорыв немцев в тыл Северо-Западного фронта.

Юго-западнее Августова и севернее Варшавы в конце февраля - начале марта Гинденбург и Людендорф испытывали на прочность 1-ю и 12-ю русские армии, однако Второе Праснышское сражение закончилось для немцев неудачей. Русские войска сумели отразить вражеские атаки и сами перешли в контрнаступление.

В то же время на австро-венгерском фронте после Карпатского сражения немцы и австро-венгры постепенно сосредоточивали крупные силы против войск Юго-Западного фронта.

Лорд Китченер, статс-секретарь Великобритании по военным делам, за месяц предупредил российскую Ставку Верховного главнокомандования о готовящемся наступлении в районе городка Горлицы. Однако российские генералы не придали значения сосредоточению германской тяжелой артиллерии и войск на этом участке. На момент начала операции на главном участке прорыва немцы сумели сосредоточить в 2 раза больше пехоты, в 2,5 — пулеметов, в 4,5 — легкой артиллерии. 160 тяжелых орудий приходилось против 4 русских, кроме того, у немцев было 96 минометов. В результате 2 мая (все даты приведены по новому стилю) немцы после 13-часовой артиллерийской подготовки сравняли с землей русские траншеи. Однако полностью систему русского огня они подавить не смогли, и бои на передовых позициях русских шли ещё три дня. Обескровленная 3-я армия не смогла сопротивляться врагу, и начала постепенно отступать. Вместе с нею были вынуждены отступать и соседние армии — иначе в результате прорыва они оказывались под угрозой окружения в Карпатах.

Весь май и июнь войска Юго-Западного фронта, огрызаясь, медленно откатывались к государственной границе и дальше. К концу июня линия фронта отодвинулась на 200 и даже больше километров к Ивангороду, Люблину, Холму, Бродам. Была потеряна с большим трудом завоеванная в 1914-1915 гг. Галиция и Карпаты, города Радом, Львов и Перемышль.

Войска были обескровлены — во многом потому, что снарядов, патронов и даже винтовок, растраченных зимой на штурм Карпат, катастрофически не хватало, а новые пополнения были набраны уже не из резервистов, как в 1914 году, а из новобранцев. Их боевая выучка, мягко говоря, оставляла желать лучшего: из-за нехватки винтовок многие из них не были знакомы с их устройством и даже не умели заряжать. В то же время выздоровевших от ран ветеранов не возвращали обратно в свои полки, а направляли в первые попавшиеся части.

Большие потери понёс и русский офицерский корпус: к исходу 1915 г. было выбито свыше 60 % всего офицерского корпуса, в основном кадровых офицеров и офицеров запаса.

Успех Горлицкого прорыва и постепенное отступление русских войск заставили немецкое командование на Востоке задуматься о прорыве на германском участке фронта. Именно с этой целью немцы попытались навязать русским войскам Третье Праснышское сражение, однако русские войска не приняли его, и с тяжелыми арьергардными боями начали отход из «Польского мешка».

Июль-август стали месяцами постоянного непрекращающегося отступления, Великого отступления русских войск на всем Восточно-Европейском театре военных действий. Это было не просто отступление от врага, это было медленное (танков ещё не было, а кавалерия показала свою неэффективность), но умелое и напористое продавливание врагом русской обороны, в основном с помощью артиллерии. И зачастую не на подготовленных рубежах, а по сути, в чистом поле. При этом отпуска солдат и офицеров были отменены, у частей не было возможности сменяться. Враг постоянно прорывал линию фронта, и на ликвидацию угрозы Ставка бросала последние резервы: дивизии, превратившиеся в полки, а потом - даже в батальоны и роты.

А.И. Деникин так вспоминал об этом периоде:

«Весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии — отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость — физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть...».

Именно в июле-августе у Гинденбурга были наиболее выгодные предпосылки для окружения и разгрома русских войск в Польше. Однако его план был сорван, благодаря как отчаянной доблести русских войск, так и разногласиям тандема Гинденбурга и Людендорфа с такой же «сладкой парой Фалькенгайна и Конрада фон Гётцендорфа, начальника австро-венгерского полевого генштаба. Фалькенгайн настаивал на более умеренном варианте окружения и предполагал поймать в «Польский мешок» 1-ю, 2-ю, 3-ю и 4-ю русские армии, тогда как Гинденбург и Людендорф надеялись «прихватить» ещё части 10-й и 12-й армий. Фон Гётцендорф же был озабочен больше захватом Галиции и рвался наступать на восток, а не на север. В результате кайзер Вильгельм принял решение поддержать все три точки зрения. Получилось, что на севере вместо одного смертельного для русских войск удара немцы наносили одновременно два — чувствительных, но не критичных. Тогда как на юге австрийцы отправили на поддержку Гинденбургу едва половину своих дивизий…

К тому же в 1915 году произошли существенные кадровые перестановки в русском генералитете, явно в лучшую сторону. Так, вместо заболевшего любимца Николая Николаевича, генерала Н.В. Рузского, командующим Северо-Западным фронтом в марте стал генерал М.В. Алексеев. Он настоял на отмене приказа «Ни шагу назад» и вынудил Верховного главнокомандующего разрешить отвод войск на рубежи с естественными преградами, чтобы не лить реки русской крови в чистом поле.

Тяжелые сражения продолжались вплоть до конца сентября 1915 года. Последней попыткой осуществить окружение стал Свенцянский прорыв Северо-Западного фронта немецкой кавалерией. Однако благодаря умелому руководству Алексеева русские войска сумели отбить удар и залатали в линии фронта пробитые бреши. В результате ни одна русская армия не попала в окружение.

Но Алексеев, увы, тоже допустил ряд просчетов. Так, например, непонятно зачем были оставлены крупные гарнизоны в крепостях Новогеоргиевск и Ковно, хотя русские генералы прекрасно знали бесполезность такого использования войск на примере Перемышля (тогда австрийцы «отпустили» в русский плен 120 тысяч человек). В Новогеоргиевске генерал Н.П. Бобырь отдал приказ о капитуляции «во избежание кровопролития», уже находясь в немецком плену. После десятидневной осады добычей врага стали 83 000 человек и свыше 1100 орудий. На один день больше продержалась крепость Ковно, в которой 20 000 человек с 405 орудиями сдались, деморализованные бегством коменданта генерала В.Н. Григорьева, как он утверждал, «за подкреплениями».

Справедливости ради нельзя не привести и примеры беззаветной доблести русских войск. В февральской Августовской операции до последнего человека погиб в окружении Малоярославский полк. Оставшиеся от него 40 человек во главе с полковником Вицнудой были окружены превосходящими силами немцев, но отказались сдаться и погибли в неравном бою.

Несколько сот раненых солдат полка, которые не могли уже двигаться, расстреляли все патроны и погибли на своих позициях, зная, что немцы всё равно в лучшем случае если не приколют, то бросят их умирать в зимнем лесу (так в большинстве своем и произошло с ранеными при Августове русскими солдатами).

В том же феврале 1915-го одиннадцать дней сводный полк полковника Барыбина оборонял город Прасныш, который штурмовал целый немецкий корпус. Последними в рукопашный бой вступили офицеры штаба полка...

В ходе Карпатской операции в Буковине отличились конные корпуса лучших кавалерийских генералов: 2-й Каледина (знаменитая «Дикая» дивизия и 12-я кавалерийская дивизия) и 3-й графа Келлера (1-я Донская и Терская казачьи, 10-я кавалерийская дивизии, а также Варшавская гвардейская кавалерийская бригада).

Немало во время сражений кампании 1915 года случалось и курьезных событий — и с той, и с другой стороны. Так, на Пасху 26 марта немцы заключили временное перемирие с нашими войсками у печально известной высоты 992 рядом с Козювкой. Однако перемирие было нужно только для отвода глаз: дождавшись, когда русские отпразднуют Пасху, немцы стремительным ударом захватили высоту.

Сходная история приключилась с Тирольским 14-м корпусом австро-венгров. Празднуя назначенную передислокацию на Итальянский фронт (он им представлялся не таким страшным, как Русский), солдаты противника никак не предполагали, что русские нападут на заре, прямо перед самой отправкой, и возьмут в плен 7000 человек...

В мае, в канун Горлицкого наступления, при ликвидации прорывов прославилась 4-я «Железная» стрелковая бригада (потом дивизия) А. И. Деникина, не в первый раз выручая 8-ю армию Брусилова.

В это же время в Литве искусно действовала Уссурийская кавалерийская бригада генерала А. М. Крымова, ставшего больше известным в русской истории по событиям 1917 года (мятеж Л.Г. Корнилова). В бою под Попелянами в июне 1915 г. Крымов, лично командуя Приморским драгунским полком, в решительной атаке последовательно разгромил пять вражеских кавалерийских полков.

Между тем сам Корнилов в мае попал в плен вместе с передовым отрядом 48-й дивизии, пытаясь прикрыть её отход. Через год и три месяца, летом 1916 года, он сумел бежать из неволи.

В июле свои великолепные боевые качества под Наревом показали знаменитые сибирские дивизии (2-я и 11-я), сдержавшие натиск восемь немецких под ураганным артиллерийским огнем в первый день Третьего Праснышского сражения. Через несколько дней, правда, немцы прорвали русский фронт. Тогда возник критический момент, когда казалось, что 1-я армия обречена попасть в окружение. В сдерживании вражеского прорыва отличились митавские гусары. Им помогали донские казаки 14-го полка. Когда же немецкая кавалерия попыталась повторить их подвиг — она была исколота штыками 21-го Туркестанского полка, и отступила.

Несмотря на доблесть русских войск и локальные успехи, истерзанная и по сути лишенная артиллерии русская армия была вынуждена отступать. В начале августа почти одновременно были потеряны уже упоминавшиеся крепости Новогеоргиевск и Ковно, Гродно, а также знаменитый Осовец, была оставлена тогда небоеспособная и заброшенная крепость Брест-Литовска.

Царство Польское было завоевано врагом, русские потеряли Западную Белоруссию и всю Литву. К сентябрю русские войска откатились на отдельных участках на расстояние до 400 километров.

Линия фронта подошла вплотную к Риге, Молодечно, Барановичам, Пинску, Ровно. Единственный участок, где австро-венгры не сумели добиться существенного успеха, была Буковина, граничащая с Румынией.

Неудивительно, что в конце лета смена Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича была неизбежна. Правда, никто не ожидал, что новым Верховным станет сам император.

К тому времени по инициативе великого князя уже развернулась кампания шпиономании. Чтобы обелить себя в глазах общественности, великий князь Николай Николаевич свалил вину за свои поражения на пресловутых немецких шпионов. По обвинению в измене был отстранен от должности даже военный министр (!) В.А. Сухомлинов. Некоторые подозревали в измене даже августейшую фамилию...

Не предвидела Ставка и последствия применения тактики «выжженной земли», направленной на то, чтобы не дать немцам лишние запасы продовольствия на оставляемой территории. Более четырех миллионов озлобленных, обнищавших беженцев скопилось в центральных областях России — в Гражданской войне эти люди примут самое деятельное участие. Кроме того, приказы Ставки привили войскам привычку к грабежу и насилию в отношении мирного населения, предвосхитив тем самым ужасы братоубийственной войны.

Уставшие от войны солдаты воюющих сторон всё больше были склонны не доверять офицерам, тем более — своим правительствам...

Возвращение телесных наказаний в русской армии летом 1915-го также способствовало озлоблению солдат. Многие уже не верили в саму возможность выиграть эту войну.

На дипломатических фронтах тоже было не всё гладко: и страны Антанты, и Россия были взаимно разочарованы. Российские военачальники упрекали союзников в том, что они упрямо отсиживались в окопной войне на Западном фронте и переложили всю тяжесть войны на русские плечи. Ведь за весь 1915 год союзники предприняли лишь три крупные операции. Две из них провалились весной и осенью в Шампани и Артуа (300 000 человек убитыми и ранеными у союзников). Немцы применили химическое оружие (фосген) в Ипрском сражении, но это было сражение, не имевшее особенных последствий для линии фронта. Дарданелльская авантюра Уинстона Черчилля, направленная на захват Стамбула и вывод Турции из войны, тоже потерпела крах (150 000 убитых и раненых). Главное, что операции на Западном фронте и в Дарданеллах так и не отвлекли силы немцев: ни одна их дивизия не был снята с Восточного фронта.

Мало помогло союзникам вступление в войну Италии 23 мая 1915 г. Четыре сражения на реке Изонцо показали полную неспособность итальянцев проводить наступательные операции. Австро-венгры, правда, остановили наступление в Галиции на две недели, опасаясь растратить войска, нужные против «макаронников», на Русском фронте. А вот присоединение Болгарии к Центральным державам в сентябре 1915 года привело к падению Сербии к концу осени.

Всё же грандиозный план Гинденбурга был сорван, хотя русские войска понесли ужасающие тяжелейшие потери убитыми, ранеными и пленными. Главная цель немецких стратегов — полный разгром Русского фронта и вывод России из войны — не была достигнута. План «молниеносной» войны на Востоке провалился — в результате Германия начала упускать инициативу в пользу Антанты…

До победы союзников было ещё очень далеко, и они, не сумев помочь России, только сами продлили войну (впереди были «мясорубки» на Сомме и у Вердена).

Всё же в стратегической перспективе положение Германии ухудшилось, ведь затягивание войны было на пользу только Антанте, а никак не Центральным державам. К тому же после уничтожения «Лузитании» в мае 1915 г. США начали готовиться к вступлению войны на стороне Антанты…

Для России же, к сожалению, колоссальные жертвы, принесенные в Великом отступлении, из-за революций и Гражданской войны в итоге оказались напрасными…

Специально для Столетия

«Больно и стыдно мне, что причиной поставляется малодушие войск»

К 16 часам всё было кончено. {825} «Раздавленные» огнем французской артиллерии (как говорит одно из исследований об истории пеших егерей), отходили войска русского левого фланга и центра: Минский, Московский пехотные, Бородинский егерский полки. Это дало возможность закончить свою партию и англичанам. {826}

Нельзя сказать, что успех легко дался союзникам. Многие солдаты валились с ног от усталости, усугублявшейся жаждой. Выжившие офицеры поздравляли друг друга с победой. Лорд Раглан подъехал к бригадному генералу Колину Кемпбелу и тепло поприветствовал его. Командир шотландской бригады просил у главнокомандующего в знак оценки вклада шотландской пехоты в успех сражения права отныне в бою надевать вместо уставной генеральской шляпы с перьями традиционный головной убор шотландской пехоты, что ему было милостиво разрешено.

Приказ на преследование отходящих русских получили четыре роты 2-го батальона Стрелковой бригады. Они оставили на месте все лишнее и приготовились к длительному маршу по пути отходящей русской армии. Роты не прошли и мили, как были отозваны назад. {827}

Причиной стала случившаяся у Раглана истерика, вызванная тем, что у английских военачальников во все времена вызывало истерику, - инициативой. Бездействовавшие кавалеристы Легкой бригады без команды двинулись в обход правого фланга русской позиции, при этом 8-й гусарский полк захватил 60–70 русских солдат (вероятно, из числа отставших из Суздальского полка, возможно, штуцерных или застрельщиков) в плен, но в порыве радостных эмоций английские офицеры разрешили им уйти.

По воспоминаниям капитана Шекспира, движение кавалеристов в очередной раз вызвало невероятный гнев лорда Раглана, в самой категоричной форме приказавшего через одного из своих адъютантов немедленно вернуть Легкую бригаду на свое место. Кстати, факт пленения и освобождения - не выдумка. Об этом упоминает генерал Богданович.

«Союзные войска, подойдя к позиции, занятой нашим арьергардом, остановились и прекратили преследование. Кавалерия лорда Кардигана сначала была выдвинута вперед и захватила несколько человек в плен; но Раглан, желая сохранить свою малочисленную кавалерию, приказал ей обратиться назад и прикрывать пешие батареи. Получив это приказание, лорд Лукан отошел к артиллерии, отпустив всех захваченных им пленных». {828}

Попутно главнокомандующий остановил от греха подальше и Лоуренса с его стрелками - вдруг им в одиночку захочется взять Севастополь?

Отход честно выполнивших свой долг наиболее пострадавших русских полков проходил организованно, хотя они всё это время продолжали находиться под артиллерийским огнем. Беспорядок начался уже во время отступления русской армии от рубежа реки Качи.

«…Князь Меншиков, видя, что ключ от его позиций в руках французской армии, распоряжается о начале отступления, и огромная масса пехоты и кавалерии, находящихся в этой точке поля битвы, в порядке совершает маневр, а артиллерия накрывает огнем территорию справа и слева от башни». {829} Отступление основной массы русских войск, и к этому склоняется большинство военных исследователей, было организовано плохо, а произведено «беспорядочно». {830}

Мне трудно говорить об этом, но любой имеющий достаточное военное образование, скажет, что нет такого термина, как «плохо организованное отступление». Плохо организованное наступление - это кучи трупов перед неприятельскими окопами. А плохо организованное отступление подразумевает единственное понятие - бегство. И это не обязательно бегущие в разные стороны люди. Чаще всего это слабо организованные подразделения, иногда без командиров, иногда с ними, брошенное имущество, отсутствие плана и т.д.

Давайте и в этот раз не будем кривить душой - так оно и было. Ничего чрезвычайного в этом нет. За четыре десятка лет до Альмы, при Аустерлице, бежала русская линейная пехота, но гвардейская пехота и гвардейская кавалерия спасли честь и гвардии, и русской армии.

Так и в Альминском сражении - если одни бежали, то другие спасали честь. Был полк Углицкий, с музыкой и песнями бежавший и имевший при ничтожных общих потерях в некоторых батальонах по 200 человек без офицеров, но был полк Владимирский - растерзанный, но огрызавшийся, показавший спину, но сохранивший честь русской пехоты. Был полк Тарутинский, бежавший в одну строну, а командир его - в другую. Но был полк Минский, ни на минуту порядка не потерявший.

Гусарская бригада генерала Халецкого, продолжая оставаться зрителем, вместо того чтобы прикрыть отход пехоты, не сдвинулась с места. Для этого рода войск Крымская война как началась, так и закончилась, несмотря на многочисленность кавалерии, ролью «незначительной и малославной». {831} Хотя до боя у Кангила было еще больше года, его призрак уже маячил над Альминскими высотами.

Три {832} наименее пострадавшие батареи, по приказу генерала Кишинского, заняли позиции на высотах, обеспечивая отступление: 24 орудия конно-легкой №12 батареи, легкие №3 и №4 батареи 14-й артиллерийской бригады.

Мера эта оказалась своевременной. Хотя союзники изначально отказались от преследования русской армии, они явно решили «распотрошить» ее хвост орудийным огнем - и французская артиллерия двинулась вперед всеми батареями. {833} На высотах за бывшим левым русским флангом развернулись батареи резерва и одна из них, капитана Буссиньера, тут же открыла огонь, с первых выстрелов накрыв Волынский пехотный полк. Продолжала стрелять и конная батарея англичан, но не сумев выдержать конкуренции с русскими 12-фунтовыми пушками, вскоре прекратила огонь. {834}

Находившийся в резерве Волынский полк, пропустив мимо себя отступавшие полки, последним из которых был Минский, снялся с позиции и начал отступление к реке Каче в деревню Эфенди-Кой. Полковник Хрущёв, получив команду о начале общего отхода армии на Качу, переданную ему флигель-адъютантом Исаковым, прежде всего принял, как то и предписывалось главному резерву при отступлении, меры по прикрытию выходивших из боя других полков и артиллерийских батарей.

«При общем отступлении и Волынский полк стал постепенно отодвигаться к Улуккульской дороге, где полковник Хрущёв, пропустив мимо себя части 16-й дивизии, взял с собой две батареи 14-й бригады и занял позицию, установленную начальником артиллерии генерал-майором Кишинским, на высотах за Улуккульской дорогой». {835}

О Хрущёве и его волынцах историки говорят мало, это несправедливо. Не подлежит сомнению, что исключительно действия Волынского полка и артиллерии заставили союзников, в данном случае французов, остановить свои батальоны и ограничиться артиллерийским обстрелом. Именно от этого огня и понес свои, хоть и небольшие по сравнению с другими, потери Волынский пехотный полк.

«Мой полк, находясь в резерве, не вступал в бой, хотя был некоторое время под жестоким огнем; у меня убитых и раненых до 25 человек», - писал в своем письме брату командир Волынского пехотного полка 10 (22) сентября 1854 г. Волынцы к этому времени стали лагерем у Камышёвой бухты, на том же месте, откуда выдвигались на Альму. {836}

Первое же ядро влетело в ряды первого батальоны и, просвистев мимо командира полка, убило и ранило нескольких человек из знаменных рядов.

«Не кланяться и стоять смирно», - произнес громко и спокойно полковник Хрущёв. И с этой минуты волынцы никогда не приветствовали поклонами неприятельские снаряды». {837}

Можно по-разному относиться к этим словам из «Сборника воспоминаний севастопольцев…». Для одних они могут показаться военным эпосом, здравицей командиру, для других - ничем не подтвержденным эпизодом сражения, цитируемым, что бы хоть как-то подсластить горькую пилюлю поражения. Разницы нет. Факт остается фактом: французские офицеры, видевшие отходившие последними развернутые батальонные колонны Волынского полка, не просто так назвали отступление русской армии «прекрасным» (belle retraite). Таким образом, был прикрыт неизбежный беспорядок отступления. {838} Батареи 14-й бригады, более дальнобойные, чем французские, быстро заглушили неприятельский огонь - и больше никто не мешал русской армии отходить на Качинскую позицию.

К исходу дня, «…когда все отступавшие части выдвинулись по направлению к реке Каче, тогда и полковник Хрущёв со своим отрядом начал медленно отступать, будучи готовым каждую минуту встретить неприятеля, если бы он стал преследовать нас. Были уже сумерки, когда наш отряд спустился в долину реки Качи у деревни Эфенди-Кой». {839}

Как вспоминал капитан Углицкого полка Енишерлов: «…Обозам не было дано знать об отступлении отряда, а потому, увидев отступающих (прежде всего, разумеется, перевязочные повозки и раненых), они подняли страшную суматоху. Неподчиненные одному лицу, обозы всех полков, а особенно офицерские повозки, запрягли поспешно лошадей и бросились к переправе через реку, не соблюдая порядка и очереди». {840}

Царивший при отступлении «страшный беспорядок» описывает и командир Волынского полка полковник Хрущёв, которому можно верить хотя бы потому, что его полк, прикрывая отступление русской армии, последним оставил Альминскую позицию. Таким же «беспорядочным» называет организацию отступления армии от Альмы и генерал А.Н. Куропаткин, в своем исследовании русско-японской войны проводивший параллели между событиями этих двух кампаний. {841}

Капитан-лейтенант Д.В. Ильинский упоминает в своих записках о том хаосе, который царил при отходе с Альминской позиции.

«Трудно представить себе что-нибудь подобное нашему отступлению после проигранного нами незначительного авангардного дела при Альме. По мере отдаления от неприятеля и наступления сумерек уцелевшие в разброде остатки полков центра и правого фланга всё более и более смешивались и, не получая никаких приказаний, оставаясь в совершенном неведении, куда идти и что предпринять, образовывали кучки разнообразной формы мундиров и подходили к нам осведомиться, куда мы идем и в каком направлении находятся штабы таких-то и таких полков, чтобы возможно было присоединиться к ним. Мы отвечали, что получили приказание от главнокомандующего, перейдя речку Качу, ночевать на возвышенностях Качи, а о полках мы ничего не знаем. С наступлением темноты и продолжавшейся общей неизвестности распространилась по войскам паника: подходящие кучки солдат сообщали, что неприятель предупредил нас, сбросил десант и занял высоты гор по течению речки Качи, что мы отрезаны от Севастополя и завтра с рассветом придется штурмовать укрепленные позиции на Каче. Словом, если бы появился небольшой отряд неприятеля, вооруженный не ружьями, а просто палками, то погнал бы всех, как стадо баранов. У моста через р. Качу скученность всякого рода оружия, давка, поспешность и толкотня доходили до полного безобразия. При наступившей темноте слышались ругательства, а по временам и стоны теснимых раненых. Все покрывалось общим гулом погонщиков лошадей и стуком от лафетных колес.

Назначив на противоположном берегу речки место для общего сборного пункта, мы без всякого строя, поодиночке, кто как мог перешли мост, проверив свои ряды, двинулись на вершину ближайшей к дороге возвышенности, разложили костры и разложились на ночлег, а кругом, под наблюдением одного офицера, для безопасности поставили пикеты. С собой мы захватили достаточно хлеба для ужина; но бедные солдаты, не зная мест расположения их полков, оставались впроголодь; одним только легко раненым мы не отказывали в нашей помощи». {842}

Не только Ильинского огорчил беспорядок при отступлении большей части тыловых подразделений русских войск. Это увидели солдаты проходивших мимо пехотных полков.

«…отступали в порядке до самой реки Качи. А над рекой татарская деревня, Эфенди-Кой прозывается; против нее мост через реку и мелкое место, брод. Подходим мы к деревне, а тут суматоха такая, что не приведи Бог; обоз всех полков столпился: фургоны, лазаретные фуры, офицерские подводы, несколько батарей артиллерии прочищают себе дорогу; и все стараются пробраться к мосту, а улочка к нему узкая. Крик, шум…». {843}

Вскоре державшиеся до этого вместе остатки Владимирского пехотного полка рассыпались без всякого порядка по окрестностям и, проскочив Качу, смогли собраться лишь на следующий день только дойдя до Севастополя.

«Вечерело уже, а мы двигались все вперед и вперед, без дороги, не зная ни пути, ни цели нашего движения: шли на удачу по следам попадавшихся по дороге трупов, обломков оружия и амуниции и наутро достигли Севастополя. Ночью на пути мы набрели в темноте на кучу людей; заговорив с ними, мы узнали, что это были молодцы нашего же полка. Считая меня убитым, так верховая лошадь моя, как они видели, мчалась без седока, добрые солдатики очень мне обрадовались, увидев невредимым». {844}

То, что добралось до Севастополя, было лишь жалким призраком, тенью пехотного полка еще недавно полного состава. Отдельные его подразделения несколько суток еще бродили по окрестностям, не зная куда идти и что делать. Поручик Винтер только на третий день прибыл с остатками своей роты в числе 15 человек. {845}

Почти сутки на единственном броде через Качу не было порядка. Перемешавшиеся между собой обозы и подошедшая артиллерия практически перекрыли его. Можно лишь представить весь ужас этой картины, основываясь лишь на знании последствий, которые предстали перед глазами союзников, вышедших к Каче через несколько дней.

Суматоха (а точнее, паника) была такой, что их передовые части обнаружили большое количество брошенного на переправе провианта, амуниции и, что наиболее постыдно, боеприпасов.

Раненые солдаты в большинстве своем были оставлены на произвол судьбы, хотя три полка (Углицкий, Волынский и Тарутинский), почти не бывшие под огнем, могли взять на себя эту задачу. Но эту самую задачу им никто не ставил.

«За отступавшими тянулась вторая искалеченная армия - огромная толпа раненых. Положение их было в полном смысле безотрадное. Рассыпавшись на огромной площади между Симферополем, Бахчисараем и Севастополем и не зная, куда отступила армия, контуженые и раненые брели на удачу, не зная, где найдут приют и облегчение своим страданиям. Одни успели добраться до Симферополя, другие пришли в Бахчисарай, наконец, третьи, двигаясь по направлению к Севастополю, добрели до Качи и были встречены попечением уцелевших товарищей. Весь путь от реки Альмы вплоть до самой Качи был устелен ранеными. Санитарная часть находилась в самом плохом состоянии, запасов почти не было. В корпии и бинтах чувствовался значительный недостаток; небольшой их запас в лазаретных фурах расходовался на вес золота, и солдаты должны были для перевязки рвать собственные рубахи… Вплоть до 14 сентября вся дорога от Бельбека до северного укрепления Севастополя была усеяна ранеными». {846}

Для ухода за ранеными не хватало элементарного. «…Была ужасная нехватка бинта для перевязок, несмотря на то, что в это время все складские помещения Симферопольского почтового отделения ломились от них, посланных из всех концов России. Бинты были только в лазаретных повозках и считались драгоценными. Среди солдат их не имел никто…». {847} Это приводило к самым несчастным последствиям. Раненый солдат-владимирец испытал это на себе: «…пока нашли брод, пока тащился я, а кровь из руки всё текла да текла, и стало у меня темнеть в глазах. Опять, спасибо, солдатик помог мне перевязать кой-как руку - платчишко бумажный с собой был, да, на беду, затасканный; потом оказалось, совсем нехорошо для раны». {848} В результате заражения солдат потерял, в конце концов, руку, от которой остался только кусок выше локтя, именуемый на солдатском жаргоне «темляк».

«Грешная рука моя, что под Альмой насолила мне, вижу - опять висит, как плеть. И висела и болталась она до тех самых пор, пока, по недолгом размышлении доктора, совсем ее не отрезали. Прощай, служба!..». {849}

Жаль бойца, и руку его тоже жаль, но ему еще повезло. Другим, менее везучим, выпала более трагичная участь.

«…Весь путь от Альмы до Качи был усеян трупами. Никто не думал о помощи им (раненым)», - описывала отступление армии автор «Истории Московского полка».

Боль физическая усиливалась болью душевной. Солдаты и офицеры армии князя Меншикова пребывали в крайне тяжелом морально-психологическом состоянии. Они не были деморализованы, но картина расположения войск на биваке была мрачной. «Нигде не было слышно ни говора, ни шума, бивачные огни не раскладывались вовсе. Угрюмые лица и затаенная злоба свидетельствовали о недавно проигранном сражении…». {850} Даже солдаты видели, каким тяжелым был отзвук поражения в душах их товарищей.

«У нас в роте тоже уже проснулись; кто копошится у своего ранца, кто разговаривает, а большая часть молча уставила глаза в одну точку…». {851}

То, что происходило в батальонах и описано Погосским со слов солдат, есть не что иное, как классические зарисовки с натуры того, что современные военные медики именуют БПТ - боевая психотравма.

«…Вижу, стоит капитан и говорит что-то сам с собой, очень громко; перед ним лежит на земле под шинелью солдатик, платком лицо прикрыто, а на шинели - обнаженный тесак положен.

«Что за притча?» - спрашиваю товарища. - Кто это?». А он мне отвечает: «Это Се- лищев убитый лежит, а капитан всё говорит над ним неизвестные слова - контужен в голову и не помнит, что говорит». - «Господи, воля твоя!».

…Озираюсь, а Ермолаич - лицо темнее матушки-земли - чайник греет и ворчит, да только на кого-то всё волком поглядывает…, а капитан всё говорит, говорит, и нет конца речам его»… {852}

Отступление продолжалось весь следующий день. Волынский полк, «сохранив при отступлении полный порядок», {853} с двумя батареями продолжал двигаться в арьергарде армии, но неприятель не пытался тревожить его. Войдя в Севастополь, генерал Хрущёв получил приказ занять свое прежнее место у Камышёвой бухты. Всех волновал вопрос: не перерезал ли неприятель дорогу на Симферополь. {854}

Уже через сутки на улицах Севастополя появились бредущие раненые и отставшие от своих частей солдаты русской армии: «…Севастополь был в большом беспокойстве». {855}

Союзники двигались по пути отступавшей русской армии до реки Качи, после чего прекратили какие-либо попытки преследовать ее.

Последним успехом французской артиллерии стал захват кареты русского главнокомандующего, в которой ими был обнаружен портфель с документами князя А.С. Меншикова.

Вот как описывает происходившее Базанкур: «Русская армия отступала. Две наши батареи резерва, стоящие на гребне холма в той стороне, откуда англичане атаковали правый фланг русских, выдвинулись вперед с целью противостоять вероятным атакам кавалерии, прикрывавшей отступление русских войск. Командир батареи Бусиньер увидел, как на расстоянии 600 метров от него появился экипаж, ведомый тремя лошадьми, несущимися во весь опор на батарею. Как только русские заметили французских артиллеристов, экипаж поменял направление, но Бусиньер вместе с прислугой из 20 человек начал преследование. Ему удалось настичь экипаж в 100 метрах от позиций русских эскадронов. Артиллеристы доставили пятерых человек и содержимое экипажа в главный штаб. Экипаж принадлежал князю Меншикову и содержал важные документы». {856}

Соглашение России и Франции, заключенное в Тильзите в 1807 г., носило временный характер. Континентальная блокада Великобритании, к которой была вынуждена присоединиться Россия в соответствии с условиями Тильзитского мира, подрывала экономику страны, сориентированную на экспортную торговлю. Оборот экспорта сократился со 120 млн. до 83 млн. рублей, импортные поставки превысили вывоз и создавали условия для выплеска инфляционных процессов. К тому же экспортеры страдали от высоких пошлин, установленных Францией, что делало внешнюю торговлю невыгодной. Экономический спад и шаткость мира с Наполеоном вынуждали Александра I готовиться к войне. Для Бонапарта же Россия была препятствием, которое стояло на его пути к мировому господству.

Таким образом, причинами Отечественной войны 1812 г. были:

1. стремление Наполеона Бонапарта и поддерживающей его французской буржуазии установить мировую гегемонию, что было невозможно без разгрома и подчинения России и Великобритании;

2. обострение противоречий между Россией и Францией, усилившихся как в результате несоблюдения Россией условий континентальной блокады, так и поддержкой Наполеоном антироссийских настроений в Польше, поддерживая местных магнатов в их устремлениях воссоздать Речь Посполитую в прежних границах;

3. утратой Россией в результате завоеваний Франции прежнего влияния в Центральной Европе, а также действиями Наполеона направленными на подрыв её международного авторитета;

4. нарастанием личной неприязни между Александром I и Наполеоном I, вызванной как отказом российской стороны выдать замуж за французского императора великих княжон Екатерину, затем Анну, а так же намёки Наполеона о причастности Александра к убийству отца – императора Павла I.

Ход военных действий (отступление русской армии).

Армия Наполеона, которую сам он называл «Великой армией», насчитывала свыше 600 000 человек и 1420 орудий. Помимо французов в нее входили национальные корпуса европейских стран, покоренных Наполеоном, а также польский корпус князя Юзефа Антона Понятовского.

Главные силы Наполеона были развернуты в два эшелона. Первый (444 000 человек и 940 орудий) состоял из трех группировок: правое крыло во главе с Жеромом Бонапартом (78 000 человек, 159 орудий) должно было двигаться на Гродно, отвлекая на себя как можно больше русских сил; центральная группировка под командованием Евгения Богарне (82 000 человек, 208 орудий) должна была помешать соединению 1-й и 2-й русских армий; левое крыло во главе с самим Наполеоном (218 000 человек, 527 орудий) двинулось на Вильно - ему отводилась главная роль во всей кампании. В тылу, между Вислой и Одером оставались второй эшелон - 170 000 человек, 432 орудия и резерв (корпус маршала Ожеро и другие войска).

«Великой армии» противостояли 220 - 240 тысяч русских солдат при 942 орудиях. К тому же, как уже отмечалось выше, русские войска были разделены: 1-я Западная армия под командованием военного министра генерала от инфантерии М.Б. Барклая де Толли (110 - 127 тысяч человек при 558 орудиях) растянулась более чем на 200 км от Литвы до Гродно в Белоруссии; 2-я Западная армия во главе с генералом от инфантерии П.И. Багратионом (45 - 48 тысяч человек при 216 орудиях) занимала линию до 100 км к востоку от Белостока; 3-я Западная армия генерала от кавалерии А.П. Тормасова (46 000 человек при 168 орудиях) стояла на Волыни у Луцка. На правом фланге русских войск (в Финляндии) находился корпус генерал-лейтенанта Ф.Ф.Штейнгеля (19 тысяч человек при 102 орудиях), на левом фланге - Дунайская армия адмирала П.В.Чичагова (57 тысяч человек при 202 орудиях).

Учитывая огромные размеры и мощь России, Наполеон планировал завершить кампанию за три года: в 1812 году овладеть западными губерниями от Риги до Луцка, в 1813 году - Москвой, в 1814 году - Санкт-Петербургом. Такая постепенность позволила бы ему расчленить Россию, обеспечив тылы и коммуникации армии, действующей на огромных пространствах. На блицкриг завоеватель Европы не рассчитывал, хотя и собирался поодиночке быстро разгромить главные силы русской армии еще в приграничных районах.

Вечером 24 (11) июня 1812 г. разъезд лейб-гвардии Казачьего полкапод командованием хорунжего Александра Николаевича Рубашкина заметил подозрительное движение на реке Неман. Когда совсем стемнело, через реку с возвышенного и лесистого польского берега на русский берег на лодках и паромах переправилась рота французских сапёров, с которой произошла перестрелка. Это случилось в трёх верстах вверх по реке от Ковно (Каунас, Литва).

В 6 часов утра 25 (12) июня авангард французских войск уже вошёл в Ковно. Переправа 220 тысяч солдат Великой армии под Ковно заняла 4 дня. Реку форсировали 1-й, 2-й, 3-й пехотные корпуса, гвардия и кавалерия. Император Александр I находился на балу у Леонтия Леонтьевича Беннигсена в Вильно, где ему доложили о вторжении Наполеона.

30 (17) июня - 1 июля (18 июня) около Прены южнее Ковно Неман перешла другая группировка (79 тысяч солдат: 6-й и 4-й пехотные корпуса, кавалерия) под командованием вице-короля Италии, пасынка Наполеона, Евгения Богарне. Почти одновременно 1 июля (18 июня) ещё южнее, около Гродно Неман пересекли 4 корпуса (78-79 тысяч солдат: 5-й, 7-й, 8-й пехотные и 4-й кавалерийские корпуса) под общим командованием короля Вестфалии, брата Наполеона, Жерома Бонапарта.

На северном направлении возле Тильзита Неман пересёк 10-й корпус маршала Этьена Жака Макдональда. На южном направлении со стороны ВаршавычерезБугначал вторжение отдельный Австрийский корпус генерала Карла Филиппа Шварценберга (30-33 тысяч солдат).

29 (16) июня был занят Вильно. Наполеон, устроив государственные дела в оккупированной Литве, выехал из города в вслед за своими войсками лишь17 (4) июля.

Французский император нацелил 10-й корпус (32 тысячи человек) маршала Э.Ж. Макдональда на Петербург. Предварительно корпусу предстояло занять Ригу, а затем, соединившись с 2-м корпусом маршала Шарля Никола Удино (28 тысяч человек), двинуться дальше. Основой корпуса Макдональда являлись 20 тысяч прусских солдат под командованием генерала Ю.А. Граверта.

Маршал Макдональд подступил к укреплениям Риги, однако, не имея осадной артиллерии, остановился на дальних подступах к городу. Военный губернатор Риги генерал Иван Николаевич Эссен сжёг предместья и приготовился к обороне. Стараясь поддержать Удино, Макдональд захватил оставленный город Динабург (сейчас Даугавпилс в Латвии) на реке Западная Двина и прекратил активные действия, поджидая осадную артиллерию из Восточной Пруссии. Прусские военные из корпуса Макдональда избегали активных боевых столкновений в чужой для них войне, однако, оказывали активное сопротивление и неоднократно с большими потерями отбивали вылазки защитников Риги.

Маршал Удино, заняв город Полоцк, решил обойти с севера отдельный корпус генерала Петра Христиановича Витгенштейна (17 тысяч человек при 84 орудиях), выделенный главнокомандующим 1-й армией М.Б. Барклаем де Толли при отступлении через Полоцк для обороны петербургского направления.

Опасаясь соединения Удино с Макдональдом, П.Х. Витгенштейн неожиданно для противника атаковал корпус Удино под Клястицами.

29 (16) июля у местечка Вилькомир 3 конных полка французов (12 эскадронов) были неожиданно атакованы 4 эскадронами Гродненского гусарского полка под командованием генерал-майора Якова Петровича Кульнева и донскими казаками подполковника Ивана Ивановича Платова 4-го (племянника М.И. Платова), майора Ивана Андреевича Селиванова 2-го, полковника Марка Ивановича Родионова 2-го. Несмотря на численное превосходство, французы были опрокинуты, их наступление остановилось на несколько часов. Затем, находясь в разведке, у деревни Чернево, гусары и казаки Я.П. Кульнева нанесли удар по частям кавалерийской дивизии генерала Себастиани. Противник понес большие потери.

В это же время маршал Удино занял деревню Клястицы, имея в наличии 28 тысяч солдат и 114 пушек против русских 17 тысяч. Тем не менее, генерал П.Х. Витгенштейн решил атаковать, пользуясь растянутостью французских сил. Впереди двигался авангард Я.П. Кульнева (3700 всадников, 12 орудий), за ним следовали основные силы П.Х. Витгенштейна (13 тысяч солдат, 72 орудия).

31 (18) июля в 2 часа дня русский авангард под командой Я.П. Кульнева столкнулся с французским авангардом возле деревни Якубово. Встречный бой продолжался до конца дня. Я.П. Кульнев старался вытеснить французов из деревни, но после серии жестоких схваток французы удержали этот населенный пункт.

1 августа (19 июля) в бой вступили главные силы русских, и после нескольких атак и контратак Якубово удалось захватить. Удино был вынужден отступить к Клястицам.

Для продолжения атаки на Клястицы нужно было форсировать реку Нища. Удино распорядился возвести мощную батарею и приказал уничтожить единственный мост. Пока отряд Я.П. Кульнева переправлялся бродом для обхода позиций французов, 2-й батальон Павловского гренадерского полка атаковал прямо через горящий мост. Французы были вынуждены отступить.

Генерал Я.П. Кульнев продолжил преследование 2-мя кавалерийскими полками совместно с казаками И.И. Платова 4-го, И.А. Селиванова 2-го, М.И. Родионова 2-го, пехотного батальона и артиллерийской батареи. После переправы через реку Дрисса 2 августа (20 июля) он попал в засаду возле села Боярщино. Артиллерия французов расстреливала отряд Я.П. Кульнева с господствующих высот. Сам он получил смертельное ранение.

Преследуя русский авангард, дивизия французского генерала Жана Антуана Вердье в свою очередь натолкнулась при Головчице на главные силы генерала П.Х. Витгенштейна и была полностью разгромлена. П.Х. Витгенштейн получил легкое ранение.

Маршал Удино отступил за Двину, оставив за собой укреплённый Полоцк. Таким образом, наступление французов на Петербург провалилось. Более того, опасаясь действий генерала П.Х. Витгенштейна на путях снабжения Великой армии, французский император был вынужден ослабить главную группировку войск, отправив на помощь Удино корпус генерала Гувийона Сен-Сира.

На главном – Московском направлении русские войска, отступая, вели арьергардные бои, нанося противнику значительные потери. Основной задачей было объединить силы 1-й и 2-й Западных армий. Особенно тяжелым было положение 2-й армии Багратиона, которой угрожало окружение. Пробиться к Минску и соединиться там с армией Барклая-де-Толли не удалось, т.к. путь был отрезан. Багратион изменил направление движения, но войска Жерома Бонапарта настигали его. 9 июля (27 июня) у местечка Мир произошло сражение арьергарда русских войск, основу которого составляла казачья конница атамана М.И. Платова с лучшей частью наполеоновской кавалерии – польскими кавалерийскими полками. Польские уланы, попавшие в казачий вентерь, были разбиты и поспешно отступили. На следующий день произошел новый бой, и снова донцы одержали победу.

14 (2) – 15(3) июля у местечка Романово казаки М.И. Платова в течение 2-х суток сдерживали французов, чтобы дать армейским обозам переправиться через Припять. Успешные арьергардные бои Платова позволили 2-й армии беспрепятственно достигнуть Бобруйска и сосредоточить свои силы. Все попытки окружить Багратиона провалились. Наполеон был взбешен тем, что казаки М.И. Платова уничтожили 1-й конно-егерский полк подполковника Пшепендовского и эскадрон 12-го уланского полка, а также основательно «потрепали» другие подразделения корпуса генерала Латур-Мобура. А его офицеры и солдаты были удивлены и восхищены тем, что их раненые товарищи, попавшие в плен (всего было 360 пленных, в том числе 17 офицеров), получили медицинскую помощь и уход и были оставлены в Романове.

Багратион принял решение продвигаться на Могилев. А чтобы занять город до подхода французов, направил туда 7-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Н.Н. Раевского и бригаду полковника В.А. Сысоева, состоявшую из 5 донских казачьих полков. Но корпус маршала Даву гораздо раньше вошел в Могилев. В результате, 23 (11) июля корпусу Н.Н. Раевского пришлось отражать наступление превосходящих сил противника между деревнями Салтановка и Дашковка. Н.Н. Раевский лично водил солдат в бой. Обе стороны понесли тяжелые потери; в яростных штыковых атаках противник был отброшен, но от плана – пробиться через Могилев пришлось отказаться. Оставался лишь один путь – на Смоленск. Яростное сопротивление русских ввело Даву в заблуждение. Он решил, что сражается с основными силами Багратиона. Наполеоновский полководец стал укрепляться у д. Салтановки, ожидая вторичного наступления русских. Благодаря этому Багратион выиграл время, сумел переправиться через Днепр и оторваться от французов на пути к Смоленску.

В это время, весьма успешно действовала 3-я Западная армия Александра Петровича Тормасова. Уже 25 (13) июля русские освободили, захваченный французскими подразделениями г. Брест-Литовск. 28 (16) июля Тормасов захватили Кобрин, взяв в плен 5-тысячный отряд саксонского генерал-майора Кленгеля во главе с ним самим.

11 августа (30 июля) в сражении у Городечно генерал-лейтенант Е.И. Марков отбил атаку превосходящих сил французов. После этих успехов Юго-Западный фронт стабилизировался. И здесь надолго были скованы значительные силы неприятеля.

Тем временем в руководстве русскими войсками произошли важные изменения. 19 (7) июля император Александр I, находившийся в 1-й Западной армии со всей своей свитой, что сильно затрудняло нормальную штабную и оперативную работу армии, уехал в Петербург. Барклай де Толли получил возможность в полной мере осуществить свой план ведения войны с Наполеоном, разработанный им в 1810 - 1812 гг. В обобщенном виде он сводился к следующему: во-первых, уклоняться от генерального сражения и отступать вглубь страны, чтобы не подвергать армию опасности поражения; во-вторых, ослабить превосходящие силы противника и выиграть время, чтобы подготовить свежие войска и ополчение.

Барклай-де-Толли привел 1-ю армию в Витебск, где надеялся дождаться Багратиона. Авангард армии под командованием А.И. Остермана-Толстого был направлен к деревне Островно, чтобы задержать наступление французов.

24 (12) июля началось сражение с наступавшим противником. На помощь Остерману-Толстому были посланы кавалерийский корпус генерал-лейтенанта Ф.П. Уварова и 3-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта П.П. Коновницына, которая сменила корпус Остермана-Толстого. После 3-хдневных упорных боев с превосходящими силами маршала Мюрата Коновницын начал медленно, с боями, отходить к реке Лучесе, где уже сосредоточились все силы Барклая.

Ожесточенное сопротивление русских натолкнуло Наполеона на мысль, что они готовы дать генеральное сражение, которого он так хотел. Французский император подтянул сюда всю свою 150-тысячную группировку (против 75 тысяч русских). Но Барклай-де-Толли, выставив в прикрытие корпус генерал-майора П.П. Палена, оторвался от французов и двинулся к Смоленску. На фланг и в тыл русской армии были брошены войска маршалов Нея и Мюрата. В их авангарде наступала дивизия генерала Ораса Франсуа Себастиниани в составе 9 кавалерийских и 1 пехотного полков. 27 (15) июля у деревни Молево Болото они столкнулись в ожесточенном бою с 7 казачьими полками и 12 орудиями донской конной артиллерии под общим командованием атамана М.И. Платова. Французы были разбиты и бежали, преследуемые донцами, и присоединившимися к ним в конце боя, гусарами П.П. Палена. В плен были взяты около 300 рядовых и 12 офицеров. Кроме того казаки захватили личные документы О.Ф. Себастиниани, содержание которых говорило о том, что французскому командованию известны планы руководства русской армии, т.е. наполеоновский шпион обосновался в штабе Барклая-де-Толли.

2 августа (21 июля) у города Красный войска маршалов Нея и Мюрата сразились с 27-й пехотной дивизией генерал-лейтенанта Д.П. Неверовского, состоявшей из 7 тысяч необстрелянных новобранцев.

Целый день, построившись в каре и медленно двигаясь в сторону Смоленска, героически сражался этот небольшой отряд, отбив 45 атак конницы Мюрата и многочисленные атаки пехоты Нея.

Задержка противника под Красным позволила Барклаю-де-Толли привести в Смоленск 1-ю армию. А 3 августа (22 июля) к Смоленску подошла и 2-я армия Багратиона. В результате всех этих усилий рухнул замысел Наполеона разбить две русские армии поодиночке.

В течение двух дней, 4 и 5 августа (23 – 24 июля), шли упорные бои под стенами Смоленска. 6 и 7 августа (25 – 26 июля) бой продолжался уже за сам город.

Но и здесь не произошло генерального сражения. Воодушевленные героизмом русских солдат и офицеров и частными успехами, многие военачальники настаивали на переходе в наступление. Однако Барклай-де-Толли, взвесив все, решил продолжать отступление. 7 августа (26 июля) русские войска покинули Смоленск.

Наполеон бросил им вдогонку свои лучшие силы – два пехотных и два кавалерийских корпуса – около 35 тысяч человек. Им противостоял арьергард генерала Павла Алексеевича Тучкова численностью 3 тысячи человек, половину из которых составляли донские казаки под командованием генерал-майора А.А. Карпова и рота (12 орудий) донской конной артиллерии.

Уже утром 7 августа (26 июля) маршал Ней атаковал корпус П.А.Тучкова у Валутиной Горы (Лубинское сражение), но был отброшен. Однако натиск противника увеличился. Наш арьергард немного отступил и закрепился на рубеже реки Страгань. Начальник штаба 1-й армии А.П. Ермолов усилил П.А. Тучкова первым кавалерийским корпусом, в состав которого входил лейб-гвардии казачий полк и 4-мя гусарскими полками. Теперь силы русского корпуса выросли до 10 тысяч человек. По мере усиления атак противника Барклай-де-Толли укреплял корпус Тучкова новыми подразделениями. К деревне Дубино подошел 3-й пехотный корпус генерала П.П. Коновницына. После этого 15 тысяч русских противостояли корпусам Нея, Мюрата и присоединившегося к ним Жюно. Казаки и гусары под командованием графа В.В. Орлова-Денисова, используя «вентерь», заманили в засаду у деревни Заболотье и нанесли большой урон кавалерии Мюрата.

Всего противник потерял в этот день около 9 тысяч человек, а русские – более 5 тысяч человек. Во время ночной атаки был тяжело ранен и попал в плен генерал П.А. Тучков.

Но его войска устояли и дали возможность 1-й и 2-й армиям оторваться от преследования французских войск.

Русские подразделения отступали тремя колоннами. Их прикрывали арьергардные отряды: Южный – под командованием генерала К.К. Сиверса, Центральный – под командованием генерала М.И. Платова, Северный – под командованием генерал К.А. Крейца. Но основная тяжесть боев выпала на подразделение М.И. Платова. Оно состояло из 8-ми неполного состава донских казачьих полков: Атаманского, Балабина С.Ф., Власова М.Г., Грекова Т.Д., Денисова В.Т., Жирова И.И., Иловайского Н.В., Харитонова К.И. и одного Симферопольского конно-татарского.

9 августа (28 июля) бойцы Платова сдержали натиск французов у Соловьевой переправы через Днепр. 10 августа (29 июля) задержали врага у Пневой слободы, а тем временем, прибывшие им в подкрепление 7 батальонов пехоты, 18 эскадронов гусар и уланов и 22 орудия, в том числе и донской конной артиллерии, под командованием генерал-майора Г.В. Розена, заняли удобную позицию у села Михайловка. Где отбивали атаки врага 11 и 12 августа (30 и 31 июля). 13 (1) августа задержали на целые сутки наполеоновские войска у г. Дорогобуж на рубеже реки Осьма. 14 (2) августа казаки и татары Платова, сковали наступление французского авангарда, оставаясь на своих позициях, предоставив возможность отряду Г.В. Розена, отойти и закрепиться у села Беломирское. 15 (3) августа сражение, здесь, продолжалось с 11 часов утра до 20 часов вечера. В этот день казаки 6 раз устремлялись в атаку на противника и потеряли убитыми и ранеными больше, чем за все время с начала войны.

Вечером 16 (4) августа М.И. Платов сдал командование арьергардом генералу П.П. Коновницину и отправился в Москву, чтобы решить накопившиеся вопросы: о формировании и отправке к театру военных действий донского ополчения – 26 полков, снабжение уже сражающихся против французской армии полков и многие другие. Арьергард продолжал выполнять поставленные задачи. Благодаря этому, основные силы русской армии отступали без больших потерь.